Интересный рассказ о сексе бабушки и внук в раннем возрасте

Бабушка, как я хочу секса!

Был вечер, время отхода ко сну. Бабушка выключили телевизор, дала Ване теплого – как он любил — молока с пряником, переодела в ночную пижаму и уложила в кровать. Устроившись рядом, прочитала сказку. Затем поцеловала в макушку, погасила бра у изголовья внука и, пожелав спокойной ночи, собралась уйти. Уже подошла к двери, как вдруг свет вновь зажегся. Бабушка обернулась. Ваня сидел на кровати, по-взрослому — свесив ноги и скрестив руки на груди.
— Ванюша, что случилось?
Мальчик помолчал какое-то время, потом выразительно посмотрел бабуле в лицо и заявил:
— Бабушка, ты не представляешь, как я хочу секса!
— В восемь лет?
Ваня не ответил, бабушка в замешательстве не нашла нужных слов. Она молча ушла к себе, и долго не могла уснуть. Ваня тоже долго ворочался. Наверное, его детское воображение рисовало картины, как он испытывает на себе широко рекламируемое средство для увеличения мужской силы.
Эта реальная история произошла в одной петербургской семье совсем недавно.

Если мальчик Ваня, взрослея будет хранить своё секс-желание, и развивать в этом направлении свои способности, у него есть все шансы стать супер-секс-боем. И он за это будет благодарен многим людям.
Он скажет спасибо либералам – борцам за вольномыслие и какие-то там права — за пропаганду свободной половой жизни и сексуальное просветительство.
Поблагодарит владельцев ведущих телеканалов страны, которые гребли деньги за рекламные ролики с сексуальным содержанием, по сто раз на дню выплывающие на экраны телевизоров, в том числе и во время детских трансляций.
Поклонится хозяевам интернет-ресурсов, создателям контентов о секс-удовольствиях, с подробностями и деталями этих удовольствий.
Поблагодарит ведущих развлекательных теле-шоу, популярных юмористов, которые прямо или с помощью намёков высказывались об интимных отношениях между мужчиной и женщиной. Лишая эти отношения издревле присущей им сокровенности.
Скажет спасибо подюсерам, которые не находили денег для производства фильмов без откровенных постельных сцен. Менеджерам киноиндустрии, которые – борясь за кассовые сборы — не закупали за рубежом картин без голых, содрогающихся тел.
Поблагодарит производителей и продавцов презервативов, которые размещали стойки со своим товаром в супермаркетах и обычных магазинах, около касс на уровне детских и подростковых глаз, в туалетах аэропортов, железнодорожных и автомобильных вокзалов на самых видных местах.
Отдельное спасибо скажет государственным чиновникам и депутатам, которые принимали законы, позволяющие секс-пропаганде присутствовать во всех сферах частной и общественной жизни.
И представительницам самой древней профессии достанется Ваниной благодарности – ведь их объявления на столбах и водосточных трубах, надписи на асфальте с номерами круглосуточных телефонов и своими манящими именами являлись возбудителями сексуальных фантазий.
И даже некоторым простым гражданам Ваня скажет спасибо. Ведь они, освобожденные от предрассудков – ругались соответствующими словами, говорили о сексе при нём – маленьком ребенке, подростке, юноше. Напоминали, что только «в СССР секса не было», а сейчас он есть везде. В Интернете, в своих блогах и комментариях писали о своих секс-открытиях, делились своим половым опытом.
Чтобы стать настоящим героем, Ивану в начале карьеры придется выбрать какого-нибудь уже утвердившегося – в первую очередь на Западе — секс-кумира и подражать ему во всём. И этому человеку Ваня будет благодарен.

В истории секси-Вани, может случиться так – и это главное, – что он никогда не узнает о великих подвижниках русской земли, которые в затворничестве, в отрешении от мирских удовольствий, с помощью поста и постоянной молитвы Богу укрощали свою плоть. Крепкой волей отгоняли от себя все половые искушения, чтобы быть духовно готовыми к созиданию сильного государства — с красивым названием Святая Русь, — в котором Ивану довелось родиться и жить.

Интересный рассказ о сексе бабушки и внук в раннем возрасте

Женя встал, быстро вытер себе попу, одел штаны и отправился в комнату. Баба Зина уже грела на газовой плите кастрюлю, в которой была залита вода для клизмы и она время от времени перемешивала её деревьянной ложкой.»А, Женечка, ты уже тут!», сказала баба, увидев внука, «будь добр, встань на табуретку, там в шкафу на верхней полке находится клизма, достань мне её!». Мальчик встал на табуретку, открыл шкаф и достал с его верхней полке очень пыльное резиновое устройство для клизм.»Фу, как запылилось. придется её мыть!», неохотно констатировала баба Зина.»Женя, ты тут помешай пока вместо меня воду, хорошо?».»А зачем её мешать?», спросил внук.»Ну, видишь. я там для лучшего эффекта добавила немножно соли и растительного масла. поэтому раствор нужно размешать!». Мальчик кивнул головой и взялся за ложку, а баба начала мыть холодной водой клизму. Закончив это дело, она подошла к газовой плите, пощупала пальцем воду, сказала: «Хватит, вода уже теплая!» и выключила газ. Затем она подала в руки Жени резиновую кружку и сказала ему: «Раскрой рот кружки пошире и держи её крепко, а я буду заливать туда воду. ой, чуть не забыла, кран ведь надо закрыть!».Она закрыла пластмассовый кран в конце шланга клизмы, затем взяла обоими руками кастрюлю и влила её содержание в отверствие кружки. Жене с трудом удалось удержать клизменный прибор, который наполнился едва не до краёв и вдруг стал очень тяжелым. «Баба, сколько воды ты туда залила?», спросил внук.»Как и положено, два литра», ответила бабушка.»Не за много ли будет?» «Нет, меньше нельзя, надо что-бы клизма промыла все кишки до конца!», пояснила баба Зина. Затем она взяла с полки глицериновый крем и обильно намазала им наконечник клизмы.

«Его ты мне засунешь в дырочку в попе, там, где кака выходит, понятно?», она спросила внука.»Да, но у меня ведь будут заняты руки, я же держу клизму!», дрожащим от волнения голосом возразил внук. «А клизму мы повесим вот здесь!», ответила баба, взяла из рук внука резиновую кружку и повесила её на в стенку вбитый крючок.

«Так, хорошо!», проворчала Зина, смотря, как шланг клизмы повис в воздухе, а его наконечник начал болтатся несколько сантиметров над полом, «пожалуй, хватит длинны, чтобы достать мне до попы!». Затем баба расстегнула пояс, задрало платье вверх, а трусики спустила вниз до колен, оголив перед мальчиком свою белую, круглую попу. «Я встану на четвереньки, а ты, Женечка, засунешь мне в сракочку наконечник и затем откроешь кран на шланге, понятно?».»Да, понятно!», полушепотом ответил Женя. Сердце у него билось в таком бешенном ритме, что казалось, вот-вот выскочит из груди. Баба, крехтя и пыхтя, встала на четвереньки, голову опустила вниз, а зад подняла вверх. Внук подошёл к ней, взял в правую руку наконечник клизмы, а левой рукой неуверенно раздвинул ягодицы бабы. Он увидел черную дырочку меж ягодиц, вставил туда наконечник клизмы и одним махом всадил его до упора. «Ой!», воскликнула баба Зина.»Что, больно? Я что-то не так сделал?», испуганно спросил Женя.»Всё нормально, внучек, открывай кран! У меня наверное от постоянного тужения там оброзовалась трещина, потому немножко больно было, когда ты засовывал мне в дырку наконечник», пояснила бабушка. Женя открыл кран, но вода почему-то не стало поступать в кишечник бабы Зины, как того следовало ожидать.»Гм. странно!», проворчала баба, «что мы не так сделали? А, понятно, надо было выпустить воздух из шланга, мы об этом забыли, вернее я забыла!», сокрушалась Зина.»Ничего, Женечка, вынимай осторожно наконечник и, как только из него появится вода, засовывай обратно мне в дырочку! Ясно?».»Ясно!», ответил Женя. Он медленно выволок наконечник из попы бабы.Вода фыркнула на пол. «Прикрой шланг пальцем. и засосывай опять мне в сраку!», приказала баба Зина. Мальчик молненостно выполнил команду.»Отлично!», сказала баба Зина, почувствовав, что в кишечник начинает втекать вода, «ты молодец, Женя, из тебя могбы получится отличный санитар в больнице!». Внук покраснел и не знал, что на это ответить. Пару минут прошли в молчание, был слышем лишь шум урчащей воды, текущей по шлангу из клизмы в попу бабы и тихонькое сопение бабуси. Вдруг она застонала и, сказав внуку: «Женечка, закрой пока кран!», начала усиленно дышать через рот.

«Бабушка, что с тобой?» «Всё в порядке, Женечка, сейчас пройдет. так, можешь снова открывать кран!». «Баб, а может хватит?» «Не хватит, делай, что тебе говорят!». Внук послушно снова открыл кран. «Понимаешь, Женечка!», начала объяснять баба Зина, «там где-то в кишках был твердый каловый камень и, пока вода его не размыла, у меня были спазмы в животе. Но сейчас уже всё прошло!». Где-то через минуту баба снова попросила внука закрыть кран и опять задышала через рот. «Бабушка, не мучайся!», заговорил Женя, «кружка уже почти пустая, хватит тебе воду заливать, садись на ведро и высерайся!». «Нет, надо впустить всю воду до конца! Открой кран!». Внук выполнил приказ. Ещё где-то через полминуты баба почувствовала, что вода в кишки ей больше не поступает. «Выбери наконечник, только осторожно, не испачкай руки!», она сказала внуку. Тот медленно вытащил наконечник, который действительно был сильно вымазан калом бабы. Бабушка встала на ноги и начала ходить по комнате, попутно массируя рукой себе живот. «Спасибо, Женя, ты можешь быть свободен!», она сказала внуку. «Нет, я хочу посмотреть, как ты будешь какать!», возразил внук. «Ну, ладно, смотри, мне не жалко, только учти — сильно вонять будет!», ответила баба Зина.

Не устоял перед бабушкой 2

Мама сидела и смотрела на нас…,

Почуяв на себе взгляд я приоткрыл немного глаза. Мама не увидела этого но я увидел её взгляд на голого меня и голую бабушку. Мне хотелось провалиться и сгинуть от сюда что бы не слушать истерики когда мы встанем с бабулей. Но что произошло, то произошло. Я прикинулся и лежал пока не встанет бабушка. Мама сидела с дикими глазами.

Бабушка спала на животе. Приподнявшись на локти бабушка поцеловала меня и стала вставать. Она увидела маму.

-“Привет. Ты давно пришла?”

-“Что здесь происходит, спросила мама.”

Бабушка поднялась и мама увидела на её ляжках мою засохшую сперму. Мама выскочила из спальни в зал. Я долго лежал и не хотел вставать. Я слышал как они разговаривают. Сначала громко потом без эмоций. Я сильно хотел в туалет. Встав с постели я одел плавки и пошёл по маленькому.

-“Привет ответила она.”

После туалета я принял душ и вышел на кухню, избегая маму.

-“Теперь всю жизнь будешь прятаться, заходя на кухню сказала мама.”

Мама села рядом и смотря на меня спросила:

-“Как это произошло?”

-“Не знаю и нечего не могу сказать. Мне стыдно.”

Немного погодя зашла бабушка. У неё были мокрые и красные глаза.

-“Дочка, прости меня. Это я соблазнила его.”

Бабушка достала водку с холодильника и налила полную большую рюмку себе.

-“Мам, налей и мне, сказала моя мама бабушке.”

Я сидел и смотрел как они выпили почти пол литра водки. Мама уже пришла в себя. Да и нам с бабушкой стало как то полегче. Выпив ещё по одной мама достала телефон.

-“Сынок, ты что хотел увидеть на моей фото что аж увеличил фото?”

Я вспомнил что рассматривал мамино фото увеличев его и забыл выйти из галереи.

-“Ни чего мам, просто смотрел.”

-“Ну хватит, сказала бабушка.”

Мама налила ещё по рюмке. Выпив они ушли в зал. Я остался сидеть в кухне. Через минут 15 зашла мама и сказала:

-“Ну всё милый, всё хорошо. Пойдём к нам.”

Я не знаю почему но у меня побежали слёзы. Мама увидела и обняла меня.

-“Всё, успокойся. Прости меня что так напугала. Прости родной.”

Она стала расцеловывать меня. Я поднялся и пошёл с ней в зал. Мама сменила тему и мы уже все вместе разговаривали о выходных за городом. Немного погодя бабушка сделала обед. Пообедав я ушёл в спальню и лёг играть в телефоне. Я услышал как мама собирается домой.

-“Сынок, я сейчас схожу до дома и прийду. Сегодня будем у бабули.”

Когда мама вышла, зашла бабушка в спальню. Присев на край она положила голову мне на грудь. Полежав так минут пять она подняла голову и поцеловала меня в губы. Под халатом у неё не было лифчика и я чувствовал её груди через халат. Потом бабушка легла на кровать и согнув ноги в коленях у неё опустился халат. Я снова вазбудился от её ляжек и приподнялся. Бабушка развела ноги в сторону. На ней были черные кружевные трусики. Я опустил свою голову к её промежности и отодвинув трусики стал просовывать язык во влагалище. Бабушка зашевелилась. Нащупав её клитор языком, она ахнула и сжалась. Через мгновение она была мокрой. Достав свой член я лёг на бабушку с верху. Бабушка своей рукой направила член в своё влагалище. В этот раз я имел бабулю минут 20. Я хотел кончить ей на живот но бабушка меня не выпустила и мы оба кончили вместе. Я всё излил в неё. Полежав немного я встал, оделся и вышел в зал. Побоялся что опять спалит мать. Бабушка вышла минут через пять. Буквально через 10 минут пришла мама.

-“Ну что, сегодня гуляем, спросила мама.”

-“Что опять мам, у тебя опять истерика?”

Бабушка сказала что гуляем и они пошли накрывать на стол. Они пили как не в себя. Я выпил три банки пива и хотел уйти домой. Боялся что мать начнёт пьяные разборки. Но когда мама подсела ко мне и сказала что это она во всём виновата и что порой савращала сама меня, я успокоился. И с девушкой я расстался из за мамы, когда мама наговорила ей всего от своей материнской ревности. И мама знала об этом. И сейчас когда она за это заговорила в пьяном угаре, услышала бабушка.

-“Ты за чем так сделала, спросила бабуля у мамы.”

-“Не знаю мам, не хочу его никому отдавать.”

Меня позвали за стол. Выпив ещё по две рюмки, маму развизло. Я помог подняться маме и проводил её в зал на диван. Бабушка положила подушку и я положил маму. На кухне у меня бабушка спросила за наш секс, понравился или что то было не так. Я ответил ей что это было супер. Бабушка была счастлива от услышанного.

-“А ты пробовал в попу, спросила бабуля.”

Бабушка усмехнувшись ушла в спальню. Я выпил ещё рюмку хотел прилечь к бабушке. Она возбудила меня своим разговором. Войдя в спальню я увидел спящую бабушку. Я повернулся и вышел в зал. Включил телевизор потихоньку и сел в кресло. Мама спала. Я смотрел на маму. Её юбка задралась так, что очень хорошо были видны её стринги под колготками. Я подошёл к ней и стал нюхать её передок. Её запах меня убивал. Она начала переворачиваться и я не успел убрать голову. Она подняла голову.

-“Подожди, сказала она.”

Мама начала спускать с себя колготки и стринги. Я был шокирован.

-“Помоги снять их, сказала мама.”

Лёгким движением я снял колготки и стринги. Её аккуратно бритая киска с торчащими половыми губами была ВАУ. Я начал целовать её ноги подымаясь к её промежности. Мама задышала тяжело. Когда моя голова оказалась на её лобке, мама села и растопырив ноги попросила достать член. Вытащив член, мама взяла его рукой. Поцеловав его она начала сосать его. Потом она сняла с себя остатки одежды и я поцеловав её в губы начал ласкать её груди и спускаться в низ к киске. Она была такой мокрой и горячей что мне хотелось залезть туда головой. Мама кончила от моих ласк с криком. Я поднялся что бы вставить член в маму как увидел бабушку. Она подошла и сказала маме:

-“Идите в спальню.”

Мама встала и наверное не понимала что происходит. Поцеловав меня она пошла в спальню. Я стоял и смотрел на бабушку.

-“Иди, я скоро прийду.”

Я зашёл в спальню. Мама лежала на животе с расставленными ногами. Я хотел войти сверху в неё. Мама приподняла попу и мой член вошёл в неё. Её половые губы обхватили мой член так, как будто это одно целое. Двигаясь всё быстрее, мама начала сильно стонать. И это было блаженство кончить с ней вместе.

С мамой мы больше не занимались сексом. С бабушкой мы испробовали анал. Через месяц я переехал к девушке.

Реальная история, о реальных проблемах у сельских бабушек.

Дубликаты не найдены

Поборник нравственности

Пельменная инвестиция

Подходит хлопец к группе своих знакомых студентов-айтишников:

— Нужно наладить комп. Вознаграждение гарантируется.

— Я могу! — отозвалась маленькая весёлая девушка, и сделала жалобный вид, — согласна даже на пельмени.

Тут нужно упомянуть, что хлопец был реальным кухонным шовинистом, из серии, что «женщина на кухне — это спину почесать и посуду помыть, а готовить должен мужик!» И готовил зашибически, но с компьютерами не дружил от слова «совсем». А девушка наоборот — весьма хорошо училась на айтишника, но нафиг не дружила с готовкой — яичница это был её кулинарный потолок, та же варка пельменей превращалась в комедийный боевик, и хорошо, если не в драму/триллер.

Он её решил подколоть и приготовил пельмени. Только домашние, собственного изготовления в бульоне и тд. Ну ещё там что-то.

Как признавалась девушка, после такой еды она сама задумалась о сексе.

С тех пор прошло десять лет. Они так и живут вместе. Она выучилась, работает, и получает денег раза в 4 больше него.

Друзья же его до сих пор подкалывают по поводу «чрезвычайно выгодного инвестирования пельменей».

«Я просто клоун»

В самолёте плачет ребёнок. Девочка. Годика полтора. Плачет громко, непрерывно и безутешно. Злиться невозможно, только жалеть. И ребёнка, которому плохо в самолёте — замкнутое пространство, странные звуки, ушки закладывает, да и поздно уже — надо бы в кроватку, а тебя везут куда-то. И измочаленную маму, которая уже не знает, что делать. Вот она, впереди меня через ряд. Я сижу так, что вижу и её, и девочку. И слышу, конечно же.

Вдруг к ним поворачивается мужчина, который сидит через проход. Я не вижу его лица, только затылок. Я не слышу, что он говорит. Вижу лишь, что он что-то делает — кажется, строит рожицы и показывает какие-то жесты.

Плач прекратился. Я со своего места вижу широко распахнутые детские глазёнки, глядящие на мужчину. Вижу детские губы, которые вскоре расплываются в счастливой улыбке. А чуть позже — слышу детский заливистый смех.

Девочка больше не плакала. Вплоть до самой посадки она улыбалась. А её уставшая мама даже задремала.

Пассажиры выходят из самолета. Я вытаскиваю из багажной полки свой рюкзак и оказываюсь рядом с мужчиной, девочкой и её мамой.

— Спасибо вам огромное! Вы просто волшебник! — восхищёно говорит отдохнувшая молодая женщина.

— Да скажете тоже. Какой я волшебник? Я так, клоун, — добродушно отвечает мужчина, подмигивая девочке.

По чуть поднявшимся бровям и смущённой улыбке женщины становится понятно, что она не знает, как реагировать на эту фразу. Но мужчина сам прерывает неловкую паузу:

— Я правда клоун. В цирке работаю.

. Иногда мы используем слово «клоун», когда хотим кого-то обругать или обидеть. Я постараюсь больше так не делать.

Пит-стоп

Когда ночью пытаешься быть тихим, чтобы никого не разбудить

Благодарность

Ямайский барьерист (бег с препятствиями) Хансл Парчмент сел не на тот автобус и рисковал опоздать к началу финального забега на 110 метров. Девушка-волонтер оплатила ему дорогу на такси, благодаря чему он успел к разминке и победил. Он нашел ее, чтобы отблагодарить за выигранное золото и вернуть догл.

Драматичную историю своей победы на Олимпиаде в Токио рассказал на минувших выходных барьерист с Ямайки Хансл Парчмент, сообщает Insider.

Направляясь на финал олимпийского забега на 110 метров с барьерами, Парчмент сел не на тот автобус из Олимпийской деревни и вместо легкоатлетического стадиона прибыл на водный. Бегун попытался связаться с организаторами, но обнаружил, что единственным способом добраться до нужного места было вернуться в Олимпийскую деревню и сесть на правильный автобус. Однако в таком случае он рисковал опоздать к разминке, а это не могло не повлиять на его результат.

Тогда Парчмент бросился с мольбой о помощи к незнакомой девушке-волонтеру на остановке. Несмотря на строгие предписания, которые запрещали ей выходить за рамки своих обязанностей, девушка поймала такси и заплатила водителю, чтобы тот довез бегуна до стадиона. В итоге Парчмент прибыл вовремя, успел разогреться и выиграл золото.

Спортсмен не забыл свою спасительницу – он вернулся на место, где встретил волонтерку, поблагодарил ее, показал свою золотую медаль, подарил майку ямайской олимпийской сборной и вернул долг – деньги за такси. Немного позже Трияну Стойкович ожидал еще один приз – министр туризма Ямайки Эдмунд Бартлетт объявил, что приглашает ее на остров. «Мы хотим ответить взаимностью на доброту, проявленную к одному из наших людей», – сказал Бартлетт.

Для 31-летнего ямайского бегуна Хансла Парчмента награда Токио стала первым олимпийским золотом. На Олимпиаде-2012 он получил бронзу, а Игры 2016 года пропустил из-за травмы. На пути к финалу Парчмент не показывал лучшего результата, однако в итоге сумел стать первым.

Интересный рассказ о сексе бабушки и внук в раннем возрасте

Дунул ветер, пыльный, горячий, внезапный, точно кто-то потянул меха в небесной кузнице (может быть, Бог?), будто хотел перековать земной мир. И кривоногие яблони в саду зашумели, возмущенные, ветвями зашевелили, подняли наизготовку листья – множество зеленых пик. Не выдержали тонкие, подсохшие к августу, окоричневелые плодоножки и тяжелые плоды посыпались с ветвей.

Стоило яблоку удариться о землю, как слышался Никитке короткий, приглушенный вздох: повисели, мол, свое, хватит уж…

Рад был Никитка — вы свое повисели, а я вот своего не откушал, – счастливый срывался с веранды, где вместе с желтым пластмассовым утенком скрывался от солнца и выбегал в сад. В детстве все в диковинку и небольшой участок земли, обнесенный немощной изгородью, с развалюхой-домиком и яблоневым садом, на который бабушка Никиты, Аглая Максимовна, копила четверть века, казался мальчику подлинным Эдемом. Здесь росли незабудки и акации, наливались кровью лампады тюльпанов, гнули длинные зеленые шеи пышные барышни-хризантемы. По правую сторону от тропинки, по которой шел Никитка, пряталась в пучках зелени (авось не заметит!) крупная, зернистая клубника. Дикие, растрепанные кусты по левую сторону были усыпаны черным жемчугом смородины. А в самой сердцевине сада в малиновых россыпях раскинуло широкие объятья одноногое страшилище с консервной банкой на тряпичной голове. Пугало это поставил покойный дед Никитки, Михал Кириллыч, фотография которого пугала мальчика не меньше оного. И правда, было в черно-белом лице деда что-то крепкое, суровое, мистическое: небольшие, глубоко посаженые глаза, оттеняемые раскидистыми ресницами, водянистые, с большими темными зрачками, в которых, как два крошечных паруса дулись застывшие блики; тучная складка бровей под серым рельефным лбом; узкие глянцевые скулы; горбатый нос, слегка клонящий в сторону и придающий лицу чуть заметный оттенок неустойчивости; широкий выдающийся подбородок, на котором черной галкой висела острая, опасная бородка.

Два таких портрета были повешены Аглаей Максимовной сразу после смерти мужа. Один — в углу спальной комнаты их городской квартиры. В окружении Спасителя, Богородицы и всех святых Михал Кириллыч вроде бы и сам становился похож на святого. Лицо его как-то смягчалось, будто разглаживались морщины на пепельном лбу, светлели глаза. Выправлялись гармонью сведенные брови. Сглаживалось острие бороды. Аглае Максимовне, человеку нежному и впечатлительному, портрет покойника, вызывавший поначалу только слезы и наводивший на женщину долгую, тягучую тоску, со временем, когда притупилось горе и улеглось в груди гнетущее чувство утраты, начал вызвать священный трепет. Образы и картины прошлого, за которые цеплялась память, поблекли. От прежнего Михал Кириллыча, статного, властного красавца-инженера, такого, каким полюбила его медсестричка Глаша, остался зыбкий, дрожащий контур. На смену ему пришел черно-белый, отливающий глянцем старик. И, поскольку Аглая Максимовна, по нескольку часов в день простаивала у портрета, вычитывая каноны из ветхого, поеденного по краям маленьким Никиткой, молитвослова и обращалась глазами все больше к мужу, оставляя Спасителя с Девой Марией, Михал Кириллыч незаметно для самой вдовы превратился в грозного домашнего идола. Идол, понятно, требовал жертв, и жертвы приносились с заметной регулярностью.

— Никита, Никита, не тревожь деда! Не то ночью к тебе придет, покойный наш, с собою в могилку утащит, — ойкала Аглая Максимовна, когда непослушный внук, подражая боевому кличу индейцев племени ирокезов, вламывался в святая святых.

— Тише, тише, Никита, — говорила она, когда мальчик садился обедать, — не чавкай за столом, не чавкай, внук. Дедушка все видит… – Это легкомысленное «все», от которого веяло чем-то древним, чем-то значительным, малообъяснимым и которое, по сути, ограничивало мальчика не столько в поведении, сколько в праве и свободе выбора вообще, выходило у Аглаи Максимовны особенно зловеще.

— Никитушка, егоза ты моя, лижись-ка ты спать: не гневи Михал Кириллыча, — повторяла, расплескивая нежно-русые волосы внука твердой, смуглой от старости рукой.
А еще говорила в присутствии знакомых, украдкой поглядывая на фотопортрет почившего мужа глазами, в которых как в омуте таились тихие, блаженные огоньки: «Михал Кириллыч все прощает…» или: «Большого ума был человек, дед наш, Михаил Кириллович, в мудрости житейской многих превзошедший. Подойдет, помню, ко мне, когда я на кухоньке щи варю для доченьки нашей, матери Никитушкиной, вслед за отцом ушедшей, потреплет тихонько за щеку, потом поцелует да и говорит низким голосом: «Возлюби, Глашка, ближнего своего, как саму себя…» Так-то вот и говорит… А я таю вся, старуха, и что бы ему ответить на это и не знаю вовсе».

Вторая фотография, заботливо посаженная Аглаей Максимовной в резную рамку под жидко-синеватое стекло с извечными разводами от мокрой хозяйской тряпки, взирала на суетный мир дачной пристройки, где в летнее время готовила для Никитки Аглая Максимовна и где зудели тягостным зудом крупные радужные мухи. Отличаясь от своей копии одной этой рамкой, фотография (то ли перемещенная в условия иные, в полумрак бубновой тени, отбрасываемой старым буфетом, где в вечных пластах паутины сновали неповоротливые пауки, то ли в силу своей вторичности) не производила того чувства священного умиротворения, которое охватывало Аглаю Максимовну в спальне.

Никитка странно чувствовал себя под пристальным надзором деда, когда по утрам пил чай, или же по зову заботливой бабушки заглядывал в пристройку, чтобы перекусить. Дед глядел на него все время. Стоило мальчику войти, скрипнув посаженной на ржавые петли облупившейся пунцово-серой дверью, как Михал Кирилыч сосредотачивал на нем свои мрачные, вороньи глаза, поводил взъерошенной, похожей на долговязую гусеницу, бровью и как казалось ребенку громогласно, недобро откашливался. Дед смотрел на него, когда тот, отодвинув табурет, садился за стол, не сводил глаз, когда Никитка размеренно постукивал серебряной ложечкой в неглубокой пиале, помешивая крепкие кубы рафинада, постепенно обращающиеся в руины. Михал Кирилыч следил за внуком даже, когда тот, неосторожно приподняв полную пиалу, оставлял коричневатую лужицу на голубой, исполосованной сотней ножей, столешнице.

— Ах, негодник! Ах, грязнуля, какое болото на столе развел! – добродушно сердилась Аглая Максимовна и добавляла шепотом, с почтением и как-то даже по-мышиному глядя на портрет: — Смотри у меня, проказник, вот спуститься Михал Кирилыч с неба и покажет нам с тобой, где раки зимуют…

Вообще, во всей внешности, да и в поведении Аглаи Максимовны было что-то от мыши. Полные, слегка вздутые щеки с легким багрянцем чуть пониже скул; немного выдающаяся верхняя губа, бледная, тонкая, вздернутая кверху и закругляющаяся по низам; маленький опрятный носик; маленькие, посаженные рядом, острые, но при этом как-то по-доброму рассеянные глаза; удивленные брови; лоб, плавно перетекающий в кокон собранных на голове, окрашенных хной волос. Она передвигалась неспешно, но при этом как-то рывками, вроде прислушиваясь к чему-то, выжидая (смерти?) или просто о чем-то ежеминутно задумываясь. Никита любил бабушку, любил сильно, по-взрослому. Не было в его отношении к ней того эгоистичного детского «хочу», которое вызывают у избалованного (а Никитка, единственный внук, оставшийся после погибшей дочери, не мог быть другим) ребенка родители. Мальчиком он был шумным, шумным вдоволь, ровно как этого требует детство, но при этом скромным и неприхотливым. Никогда он не требовал от бабушки чего-то вещественного, даже в мелочах (хотя, будучи ребенком весьма проницательным, конечно, знал, что она ему не откажет), зато когда Аглая Максимовна, подносила ему свежую игрушечку (которой, она, к слову, радовалась больше самого внука), Никитка бежал к ней, чтобы обнять и уткнуться лицом в ее дряхлый, пахнущий чем-то очень кухонным цветочный халат.

Откушав, мальчик выходил на крохотную веранду, зимой обтянутую матовым, пропускающим тусклый заснеженный свет, целлофаном, заменявшим стекла, к лету голую, с худой, каплющей в дождь, крышей. В углу, образованном стечением деревянных решетчатых перилл была постлана обглоданная молью шуба, на которой, гордо вздернув пластмассовую шею, летовал лысый утенок. Есть что-то трогательное, ранящее в отношении детей к своим любимым игрушкам, что-то искреннее, неподдельное. Никитка склонялся над утенком, поглаживая выпуклые, полные крылья, шептал что-то важное, что-то, что мог доверить ему одному. Утенок отвечал мальчику так же шепотом, чтобы не услышала в распахнутое окно кухонной пристройки пытливая Аглая Максимовна. И было в их единении намного больше, чем могла бы представить себе бабушка или же кто-то, подслушавший их беседу. Но подул ветер, душный, жаркий, сшибая отяжелевшие плоды с низкорослых яблонь, и Никитка ринулся в сад, потому что знал, что самые вкусные, самые зрелые яблоки надо подбирать с земли.

Он шел по узкой, мощеной рыхлым кирпичом тропинке, которую стелил его трудолюбивый дед и на которую из года в год покушался пробивающийся в прорехи между кирпичами, бурьян. Свернул с тропинки, оказался у яблони, самой высокой и растущей почему-то вкривь, в позе танцовщицы с запрокинутой головой, с разметавшимися волосами. Пахло зеленью, тянуло сладковатым запахом навоза от черной, подсохшей кучи, перегнивающей у самой изгороди. Трава приятно щекотала голени, а где-то в ее тени, в царстве кузнечиков и божьих коровок, краснели застенчиво нарумяненные девицы-яблоки, с тугой, тонкой, готовой треснуть в любой момент, кожей. Никитка опустился на колени, осторожно, чтобы не порезаться о жесткие стебли, запустил руку в прохладную траву, нашел плод, большой на ощупь, не помещающийся в ладони, извлек его из укрытия, мысленно предвкушая грядущую радость. Яблоко и впрямь оказалось больше, чем мог предположить мальчик. Багрово-алое, с тонкими синеватыми жилками, с желтоватой макушкой, формой напоминающее перевернутый купол, и весом не менее полутора фунтов, оно приятно давило ладонь и ребенок всем телом чувствовал тихим цунами накатывающий восторг.

И вот несет он эту счастливую находку, держа бережно (может же выпрыгнуть!) в ковчегом сведенных ладонях, гордый, подавляющий смех и праздничные возгласы («Бабуля, погляди что я нашел!»), будто в руках его не яблоко, а Чаша Грааля. И Аглая Максимовна, завидев внука, кричит ему из распахнутого окна кухни, где кипит, играя алюминиевой крышкой зеленый борщ, пуская пузыри и пену, где господствует запах душного кухонного благополучия:

— Никитушка, — кричит Аглая Максимовна, — иди скорей сюда, безобразник ты мой неприкаянный, обедать давно пора!

И послушный Никитка, одетый в клетчатую рубашонку с дутым оттопыренным карманом, в коротеньких шортиках и кожаных, звенящих металлическими бляшками сандалиях, припускает бегом, чтобы скорее поделиться с бабушкой своей невольной радостью. И яблоко в его руках подскакивает, озорное, будто улизнуть от Никитки хочет, когда вбегает мальчик в пристройку, сильно хлопая дверью и молча, хотя слова из него так и выпрыгивают, протягивает яблоко Аглае Максимовне и ждет, что бабушка всплеснет руками, порадуется вместе с ним, потреплет, и скажет, что-то милое, отчего захочется Никитке залезть на дерево или просто уткнуться в мягкий бабушкин живот. Но Аглая Максимовна, поглощенная делом, не глядя особенно на внука, молча берет его яблоко и молча кладет на верхнюю полку буфета, поворачивается к Никитке и говорит, гортанно, будто выходя из оцепенения:

— Ты деда не гневи, Никита. Грешно за сладкое в обед браться. Яблочко твое никуда не денется. Полежит покуда на полочке, еще слаще будет.

И Никита, растерянный, стоит посреди кухни, смешно и как-то по-кукольному разведя руки и не знает, плакать ли ему или же кинуться к бабушке и колотить, колотить ее в живот слабыми детскими кулачками. А с надорванных, дрожащих губ, вместе с пузырьками слюны, срывается обиженное, злое «хочу»:

— Хочу… Хочу яблоко! – сипит Никитка, не узнавая собственного голоса. – Дай, дай яблоко! – И смотрит волчонком на Аглаю Максимовну, наполняющую дымным борщом расписанную под «хохлому» эмалированную тарелку. – Мое яблоко, мое!

— Никита! – строго говорит Аглая Максимовна и оборачивается, похудевшая, сверкающая, подтянутая, с лицом разгневанной мыши.

— Отдай мне яблоко, — повторяет мальчик и мелкие морщинки в уголках его глаз углубляются. – Это мое яблоко. – И кажется, что он вот-вот готов ринуться на бабушку, сбить ее с ног, вцепиться тонкими, разовыми ногтями в ее щербатые щеки, искусать лицо крохотными, изрядно подгнившими, молочными зубами… И мальчик уже делает несколько шагов, решительных и настолько зловещих, что Аглая Максимовна невольно пятится. Но вдруг (неизвестно откуда) у Никитки появляется жгучее ощущение, ощущение, что на него кто-то непрестанно смотрит, смотрит укоризненно, с тоской, с такой чрезвычайной грустью (и Никитка чувствует эту грусть), которая редко бывает известна детям.

Понурый, потемневший Никитка садится за стол. Понурый, безжизненный кладет растопыренную руку на край столешницы, смотрит куда-то глубоко в окно, где цветет и жарит лето, где в мехах на худой веранде желтый пластмассовый утенок с приоткрытым клювом взирает на мир пустыми зернами радостных глаз.

Что чувствовал десятилетний внук, впервые увидев родную бабушку и ее дом

Метки

Сегодня редакция «Так Просто!» стучится в твои двери с трогательной поучительной историей из жизни. Мы подготовили для тебя необычный рассказ о бабушке и ее внуке, которые познакомились только спустя 10 лет после рождения мальчика. Почему так произошло и смогли ли они наладить контакт, читай в нашей статье.

Рассказ о бабушке

Когда моему сыну исполнилось 10 лет, я рассказала ему, что у него есть бабушка: «Она живет в деревне, недалеко от нашего города. Прости, что я скрывала это». Пашка не мог понять, почему столько времени он ничего не знал. Поэтому я решила просто сказать ему правду.

«Бабушка невзлюбила твоего папу, запрещала нам видеться. А когда мы втайне женились, она просто перестала с нами общаться. Долгие годы меня мучило это, но я не решалась ей звонить. А сейчас поняла, что время бежит слишком быстро. Когда она узнала о тебе, то пригласила в гости на всё лето. Ты бы хотел поехать?» — дрожащим голосом спросила я.

Было видно, что сын в недоумении. Он не знал ни как себя вести, ни что отвечать. Я дала ему время подумать, и вечером он сказал, что готов попробовать. Наверное, Пашка не сильно хотел провести 3 месяца солнечного лета в жарком городе среди бетонных коробок. Да и в целом он любил всё новое и неизведанное.

Через несколько дней я отвезла сына к бабушке. Я боялась этого, ведь столько лет ее не видела… Она выглядела очень усталой и постаревшей. Волосы украсила седина, в глазах появилась тоска, а руки загрубели от постоянной работы. Пока я говорила с ней, Пашка исследовал дворик. Первым делом он познакомился с маминым песиком Сан Санычем и котом, которого звали Пух.

Пашка очень привязался к животным. Когда бабушка не видела, Пух залазил на кровать к мальчику и ложился ему на грудь. А Сан Саныч обожал гулять с ним в лесу, охранял его. Бабушка очень переживала, боялась, что не сможет наладить контакт с внуком. Но Паша во всём ей помогал и был очень добр к ней.

Счастливый финал

Лето пролетело на одном дыхании. Когда мы с мужем приехали забирать Пашу, он сидел в обнимку с котом, а в ногах умостился Сан Саныч. Сын выглядел очень расстроенным и чуть ли не плакал. «Не разлей вода. Придется забирать всех троих», — прошептала мне на ухо мама, когда мы обнялись при встрече.

А потом случился искренний разговор. Говорили мой муж и моя мама. Наверное, я никогда не видела его таким смущенным и счастливым одновременно. В конце мама заплакала и обняла нас. А про Сан Саныча и Пуха она не шутила. Да и мы с мужем были не против, ведь я всегда мечтала о питомце.

«Пашка, мы тут с бабушкой и папой посоветовались. Ты можешь взять с собой и Сан Саныча, и Пуха», — обрадовала я сына. Его глаза заблестели и залились слезами. О таком он и думать не мог.

На прощание мама поцеловала каждого из нас, крепко обняла моего мужа. Незаметно она всунула в мой карман конверт с деньгами, я обнаружила его уже дома. Видимо, мама чувствовала, что конец близок…

Мы ехали домой впятером, и я уверена, что каждый из нас думал о том, что жизнь изменилась раз и навсегда. На душе было тепло и грустно одновременно. «Сколько лет, любимый, сколько лет…» — прошептала я и заплакала.

Первого сентября Пашка вернулся со школы очень счастливым. «Сегодня мы писали сочинение о том, как мы провели лето. Я написал рассказ о бабушке, самой лучшей бабушке на свете!» — пролепетал мой сын, и я заплакала снова…

От редакции

Мы часто жалеем об ошибках прошлого, думая, что ничего уже не исправить. Но порой всего лишь один искренний разговор по душам способен изменить всё. Эта трогательная история в очередной раз доказала, что нет ничего невозможного. Несмотря на упущенные годы, семья воссоединилась и стала еще крепче.

Надеемся, этот рассказ вдохновит тебя. Позвони своим родным и близким и скажи, как сильно любишь их. Помни, что время слишком скоротечно. Береги себя!

комментариев 10

У нас на работе у коллеги была подобная история. Единственная дочь у достаточно благополучных родителей (по меркам глубокой провинции) решила растаться с бывшим мужем. Детей в браке не было. Но на дыбы встала жена моего коллеги. Нового мужа дочери не воспринимала категорически. И рождение внука не сближало мать к дочери. Больше года бабушка не видела внука, хотя жили в одном городе. И толко большое горе в их семье – тяжело заболел коллега и перед своим концом он заставил их помериться. Хотя он постоянно помогал дочери. И потом от других коллег, я слышала, как она себя ругала, что потеряла это время. Ведь первый год жизни ребенка – это такое милое время. И зять теперь самый лучший. И квартиру разменяла, что бы улучшить жилищние условия семьи дочери. Как жалко, когда личные амбиции не позволяют благоразумию взять верх. И потеряла столько замечательного времени в общении с маленьким внуом грудничком.

Мои 2 сына никогда не были у свекрови, не приглашала ни нас, ни детей. Сама бывала каждый месяц у нас. Пока работала – проводила весть отпуск, а на пенсии вила и больше года. ВСЁ ее устраивало во мне, кроме национальности: ОЧЕНЬ хотелось невестку-украинку. Дочери не дала выйти замуж, так бедолага в 42 года и умерла от онкологии. Внука развела с женой-еврейкой. Старшую невестку не смогла развести, сын встал намертво. Так и умерла в одиночестве. (Кстати, нас таки развела через 33 года брака, а потом просила У МЕНЯ материальной помощи, иначе подаст в суд за эксплуатацию ее сына в течение 33 лет). ВСЁ в жизни бывает…

А я вообще не нужна сыну!! Безконечная боль- жена нужнее матери.За 15 лет мы виделись 3 раза,какая боль- не передать…

как часто мы бываем не правы, дочка вышла замуж и она сделала свой выбор, никогда не надо вмешиваться. можно только навредить.Дочка молодец, что решила рассказать сыну о том.что есть бабушка и не скрыла причину такого отношения к ней.Все получилось хорошо и семья воссоединилась, пусть даже через 10 лет.Очень поучительная история и пусть они будут счастливы.

Мы все, к сожалению, иногда бываем эгоистами…

МАМА… МАМОЧКА, ПРОСТИ…

Мне сегодня – ровно пять!
Научилась я считать.
А, писать – давно умею:
Меня мамочка учила!
Карандашиком – в тетрадь…
Вот и школа за плечами –
Смело в жизнь могу шагнуть!
Было весело и трудно…
Но, была поддержка мамы –
С ней был пройден этот путь…
У меня: семья, работа…
Дети, муж – о них забота!
Где уж тут передохнуть.
Если бы не помощь мамы –
Впору «ноги протянуть»…
Стала бабушкой отличной
Мама нашим малышам.
Занимается и с ними,
И, всегда находит время,
Чтоб помочь в хозяйстве нам…
Дети выросли. Дочь – замуж…
Сын – женился. Разбрелись.
Надо бы проведать маму.
Да, всё – некогда. кажись…
Потерпи, моя родная!
Вот, чуть-чуть и, соберусь…
Я, к тебе приеду, мама!
Лишь слегка освобожусь…
Телеграмма?! – Плохо очень!!
Приезжай, простись со мной…
А, не сможешь… Как там внуки?
Позвони и успокой…
Бросила всё! «Прилетела».
… Опоздала… Не успела.
Мама всё перетерпела…
До последнего дыханья
Мамочка ждала меня…
Что же сталось, вдруг, со мною.
Почему я столько лет
Ни о чём не беспокоясь,
Проглядела мамин свет.
Свет любви, заботы, ласки…
Свет сердечной доброты…
Лишь своей жила заботой…
Верила в свои мечты…
Мама. Мамочка – прости!
Как тебя мне не хватает.
… После дня прилягу спать –
Мама вновь меня качает…

Спасибо. Прочитал на одном дыхании. Слава Богу, что всё так по-доброму завершилось.